В прошлом году в маленьком киноклубе Валеры Шанина возле метро Ул. 1905 года смотрел документальный фильм «Путь». Случайно попал; то есть просто зашел к Валере книжку ему свою вручить, а там — этот фильм… Валера Шанин — личность легендарная, горжусь, что он мой однокурсник; он знаменитый путешественник автостопом, побывал везде и всюду, совершил три (!) кругосветки по своему знаменитому принципу «без виз и без бабла». У него и книги такие — «Вокруг света без виз», «Вокруг света за 280 долларов»… Валера могуч. Имеет, кстати, почти два высших МГУ: первое — физфак (ушел после 5 курса, то есть за полгода до окончания), и второе — психфак (вот его он закончил вместе со мной).
Но речь в данном случае не о нем. Валера организовал киноклуб при каком-то ЖК, там у него прекрасно оборудованный зал — и он там периодически устраивает то фестивали, то просто показы каких-то редких фильмов. Вот и в тот раз — он там «крутил» некий «документальный фильм» под довольно претенциозным названием «Путь». Вот так, просто «Путь», безо всего. Причем представляли его непосредственно авторы — то есть две девицы, которые его, собственно, и делали. Энергичный Валера представил фильм как «лауреат Кипрского фестиваля авторского документального кино» или как-то в этом духе. Я остался посмотреть, хотя «документалку» вообще-то не очень люблю.
В общем, «Путь». Фильм настолько редкий, что его даже на Ютубе не найти (непонятно почему). На самом деле это типично «грантоедская» поделка, без особой фантазии даже. Сценарий — проще некуда: авторы садятся в поезд Москва — Владивосток и едут по Транссибу через всю Россию, не забывая по ходу поездки брать флеш-интервью у пассажиров-попутчиков, а также вылезать на крупных станциях на день-другой, чтобы поснимать роскошные сибирские виды и опять же поспрашивать местных. Интервью берут две русские девицы-авторши, операторы, как я понял — два итальянца. Деньги на всё про всё дал Евросоюз.
И, поскольку заказчиком выступает ЕС, то подо всем, естественно, общечеловеческая и пацифистская прокладка: все интервью у случайных русских людей берутся по примерной теме «Хотят ли русские войны». В итоге — видовой фильм с шикарными русскими пейзажами — поля, тайга, сопки, Байкал — и идеологический посыл: нет, русские войны не хотят, все люди братья (вар. — нет, русские не такие уж звери) etc. Я давно заметил, что идеологически ЕС весьма похож на СССР, видимо, потому, что правящая там и там бюрократия транснациональна и в своей основе одинакова.
Такая вот документалка, простая как три рубля. Но меня, тем не менее, захватило, просто до боли. Большой экран, качество картинки изумительное — и вот это вот непередаваемое ощущение дороги, движения, которое тебя охватывает почему-то только в поезде… А места-то какие, бог мой! Окрестности Читы, озера, опушка тайги, величественные и прекрасные великие реки типа Оби, поля эти бескрайние, заброшенные, низкое огромное небо, вся эта глушь, тоска, мощь — так и хочется заорать «это ж все мое, родное!» Как же я давно там не был… Нечеловеческая красота.
Ну и девицы-интервьюерши дело свое знали — народ с ними общался, охотно отвечал на все их дурацкие вопросы. Толстые бабы, какие-то изжеванные рядом с ними мужички, прыскающие в кулак девки, тощие мальчишки-дембеля — чего не поговорить, коль в поезде все равно делать нечего? И потом, в городах — старательные девушки ходили к кому-то домой, ездили на какие-то местные сибирские вечеринки, где люди тянули протяжные «народные» песни типа «Ворона» за простецким столом в какой-то хрущевке; и еще дальше — они уезжали даже в какие-то отдаленные деревни, и там тоже были совсем уж необъятные бабы и совсем уж беззубые мужички, и говорили с ними… И даже нашли какой-то «средний класс» (она учительница, он полковник, еще в Афганистане воевал) — и все говорили девкам и их итальянцам-операторам одно, причем так складно, словно до этого прошли трехнедельный мастер-класс в какой-нибудь школе-студии Соловьева… «Русский народ — миролюбивый народ», «у нас погибло 20 миллионов», «мы за мир», «Нет поджигателям войны», «Россия всегда боролась и будет бороться за мир во всем мире» — и т.п., без запинки, как будто 30 лет не бывало и советская пропаганда талдычит свое 24 ч в сутки во всей своей красе и мощи.
Все, в общем, выступили на «5», евросоюзовский зритель должен был бы быть доволен (чтобы он знал, весь фильм был дублирован субтитрами на английском языке). А ведь для ЕС это всё и снималось, как я понимаю — чтобы познакомить зрителя с «дикой Россией» и заодно успокоить. Другое дело, там не знают того, что я знаю о своем добром народе: что все то, что говорилось — это мантры, что их говорят на автомате и они по сути совершенно ничего не означают, а люди говорят, но их воля тут не участвует — они с этими же словами, если что, пойдут строиться и получать оружие…
Но и это опять же не главное. Именно известная механистичность, ЕС-овская роботообразность, когда авторы просто тупо следовали сценарию — снять то, снять это — фильм очень улучшила, так как избавила зрителя от «авторской позиции», совершенно обычно невыносимой в собственно российских авторских поделках. Например, прекрасный был мальчик лет 10… Это был эпизод в каком-то сибирском городе — кажется, Омске. Авторши вылезли «поснимать», а на перроне — скопление. В частности, стоит симпатичная женщина с ребенком — тем самым мальчиком. Кого ждут? А они пришли встречать состав с «омским ОМОНом»: омоновцы возвращаются из двух- или трехмесячной «командировки» в Чечню, женщина встречает мужа.
И да — подходит еще поезд, оттуда вылезают омоновцы — в камуфляже, в берцах, все как положено. «Поезд с войны» (к вопросу о «миролюбии»). Девки получили разрешение — снимают, снимают… Вот и муж наш вышел, совсем еще молодой парень, но вид неуловимо «ментовской», суровый, когда подходит — видно, что насторожен, не понимает, что это за компания с камерами возле жены с сыном, зыркает недовольно. Потом обнимает жену, сын к нему кидается точно как зверек, неуклюже обнимает, прячет лицо. Омоновец оттаивает.
И дальше уже перевешивает «европейское»: вернувшийся с Кавказа включает вполне радушную улыбку, жена тоже улыбается — и вот они уже соглашаются попозировать «для передачи», встают все втроем, он и она приветственно поднимают руки, как на плакате, приветливо машут, что-то кричат типа «Приезжайте к нам в Омск!» Идиллия.
И только мальчик — он в центре «композиции», и он еще не научился (или не считает нужным) притворяться. Его лицо остается таким же, каким было вначале нашей «встречи»: без тени улыбки, настороженное, глаза чуть прищуренные, взгляд ощупывающий, как бы спрашивающий: «Кто вы такие? Я вас не знаю. Зачем вы здесь? Что вам нужно?» Истинно сибирский взгляд, настоящий. У отца был точно такой, когда он подходил — но он его пригасил быстро.
Вот она, магия документального кино! Такого не сыграешь, тут — до печенок. У меня этот ребенок в композиции «Приветливое семейство омоновцев приглашает в Омск» так и стоит до сих пор перед глазами. Россия как она есть. И даже не скажешь, что это сняли авторы фильма — это сняла КАМЕРА.
Но и это не самое потрясающее. Самое потрясающее в этом фильме (причем понимание приходит не сразу, оно как бы накапливается исподволь) — это невероятный контраст пейзажей и людей. Пейзажи — вся эта невероятная мощь, простор, величие, красота, БЕЗЛЮДЬЕ — тебя как бы непрерывно бьют кувалдой по голове. От красоты тупеешь. И вот на этом фоне — люди и плоды их, так сказать, человеческой деятельности. И каким настроением веет от людей? Чуть задумаешься над попыткой обобщения — всплывает сразу: это усталость. Какая печать усталости на всех, без исключения. Даже на молодых девках. Даже не только на молодых — вообще на всем, и это ж то самое чувство, знакомое каждому русскому до боли: на что ни взглянешь — всё еле стоит. Забор — покосившийся, причал — полуразрушенный, дом — обшарпанный, дорога — разбитая. Всё, что выдает присутствие человека — как и сами люди — всё как стоп-кадр при урагане. Его СДУВАЕТ — а оно сопротивляется. Но все равно сдает пядь за пядью.
Когда вот ЭТО понимание тебя пронзает — весь «опрос Евросоюза» уже и слышится вдруг по-другому: ей-богу, каким-то диссонансом, фальшивой нотой, даже легким абсурдом. Девицы продолжают старательно задавать все эти вопросы «про войну» — а ты уже слышишь их как бы местным ухом; блин, о чем она, какая война, с кем воевать… Смотришь на опрашиваемых — и вдруг как будто понимаешь на миг их главное чувство, которое как привычная боль у тяжелого больного: они устали.
Они устали. Это Сибирь. Красота здесь воистину нечеловеческая — но она жует людей. Жует их лица. Ключевое слово — нечеловеческая.
И да — там гордые люди. Им есть чем гордиться: они тут ЖИВУТ.
Это ж на самом деле — Луна. Те места, по которым едет поезд. Там нельзя без скафандра — ни зимой, ни летом. Зимой понятно — замерзнешь; но и летом понятно — сожрут. МошкА и сожрет.
И еще понятно, почему в их лицах — почти у всех — есть тоска. Гордость, что они живут — и тоска, потому что они проигрывают. Если не слушать, что они говорят, а слушать, как они говорят — там русский архетипический образ: оборона в безнадежном положении. Стойкость — главное положительное качество русского. Стойкость и безнадега.
И вот про это в фильме «Путь» тоже нашелся совершенно убийственный образ. Тоже, естественно, случайный. Но он жуткий — никакой писатель такого бы никогда не придумал.
В своих блужданиях по деревням и малым городкам вдоль Транссиба авторши заезжают в какую-то очередную глухомань. Как все эти умирающие поселения — это города стариков. И старух. И там их гостеприимные хозяева приглашают… в местный умирающий дом культуры, где тамошние старики и старушки не унывают, а даже вот создали свой собственный пенсионерский хор! Да, собираются по вечерам, поют песни дружно, даже сами сочиняют… Вот послушайте, пожалуйста:
И в кадре — действительно, хор из нескольких принаряженных старичков и старушек, они очень стараются держаться молодцом, кто-то играет на гармошке, другие поют немного дребезжащими старыми голосами. Текст меня настолько поразил, что я, боясь забыть, в темноте зала достал тетрадь и наскоро, почти наощупь записал. Вот, куплет:
Виноваты ли мы,
Виноваты ли мы,
Виноваты ли мы,
Что живем?
Пусть и мало деньжат,
Пусть и мало деньжат.
Мы не плачем, а песни поем.
(2 раза)
Песня, по-моему, просто как удар. Удар в лицо. В кадре — старички пытаются задорно улыбаться своими беззубыми ртами, старушки слегка «по-народному» приплясывают — им хочется, чтобы песня, которую они исполняют, всем понравилась. Субтитрами бежит перевод на английский.
Виноваты ли они, что живут?
А мы?
